Американец на мгновение помрачнел:

– Не надо.

– Конечно, я не стану ей ничего говорить, – виновато ответила собеседница. – Я пошутила. Я бы не могла так с тобой поступить.

Теперь у них появился общий секрет.

Мысль о том, что из-за нее Бретт может загрустить, что будет испытывать неприятные чувства, напугала Брир. Она хотела ему нравиться. Будь она честной, позволь она жжению у себя между ног обрести голос, она могла бы сказать, что хотела бы от него чего-то большего. Но ей следовало получить компенсацию. Она представила, как после окончания вечеринки Нэнси и Бретт ложатся в постель и шепчутся, хотя Чарли и Джорджия находятся этажом выше. Бретт скажет что-то хорошее про Лилу, а Нэнси сделает вид, что ей все равно, однако будет ревновать.

– Лила? – Голос сидящего рядом мужчины заставил ее вздрогнуть.

Он протягивал ей свернутый листок из книги. Она посмотрела на конец, который он прикладывал к своему носу. Он должен был вызвать у нее отвращение. Однако этого не случилось.

– У тебя все нормально? – спросил Бретт. – Ты уверена, что тебе стоит это делать?

Когда в последний кто-то интересовался, все ли у нее хорошо? Ру прекратил это делать месяцы назад. Вероятно, он знал ответ, думала Лила. Джорджия тоже ничего не спрашивала. А Нэнси всячески этот вопрос обходила. Лиле стало любопытно, что произойдет, если она ответит честно, если скажет Бретту, что у нее не все в порядке и что она хочет, чтобы во всем мире нашелся хотя бы один человек, который крепко обнял бы ее, пока она рыдает. Прижал бы Бретт ее к груди и позволил бы ей промочить свою темно-синюю футболку слезами?

Наверное, нет.

Он бы спустился вниз и привел Ру. Он бы подумал, что Ру не все равно, что он будет к ней добр. Лила заставила себя улыбнуться.

– У меня все нормально.

Она собрала волосы в хвост на затылке, чтобы они не мешали, наклонила голову, глядя на свое отражение в зеркале, прижала пальцем одну ноздрю и стала ждать чудесного горького прилива.

– Что ты делаешь?

Лила уронила листок, резко подняла голову, и внутри у нее все сжалось. На один ужасный миг ей показалось, что в дверном проеме стоит Ру. Но она ошиблась. Это была Джорджия. Проклятье, какое счастье, Джорджия!

Бретт выглядел встревоженным.

– Извини, мы вели себя грубо. Мы сейчас спустимся.

– Все нормально, – сказала Лила. – Джи, я сожалею. Это моя вина. Я спросила у Бретта, не хочет ли он немного подышать. – Она виновато улыбнулась. – Пожалуйста, не говори Ру.

Иногда Лила не понимала Джорджию. Вот и сейчас, когда она смотрела на нее, стоящую на пороге и залитую светом, который падал из коридора, она пыталась решить, сердится ли ее подруга.

– Только если ты не расскажешь Чарли, – ответила Джорджия.

У нее был странный голос. Очень ровный. Лила удивленно проследила, как она пересекает комнату, убирает в сторону волосы, снова сворачивает листок бумаги и ловко втягивает порошок.

– Джи! – воскликнула Брир.

Бретт выглядел шокированным.

– Я не настолько скучная, – заявила Джорджия. Лила видела, что она чувствует себя превосходно и довольна, что сумела их удивить. – Раньше со мной было весело.

– С тобой и сейчас весело, – солгала подруга. – Веселее, чем со всеми остальными. – Она наклонилась над зеркалом и вдохнула остатки порошка.

Бретт выглядел должным образом смущенным, и, видимо, Джорджия тоже это заметила. Она провела пальцами по поверхности зеркала, а потом начала втирать остатки порошка в десны.

– Не беспокойся, – сказала она, сделав небольшую паузу. – Нэнси спорит с Ру и Чарли о «государстве всеобщего благосостояния». Мы могли бы устроить здесь оргию, а они бы даже не заметили.

Лила рассмеялась.

Бретт и Джорджия посмотрели на нее.

– Что? – спросила она. – Это смешно.

Хозяйка повесила зеркало обратно на стену, протерла его в последний раз и снова поправила волосы.

– Я серьезно, не говорите Чарли, – попросила она обоих.

– И Ру, – добавила Лила.

– И Нэнси, – улыбнулся Бретт.

Джорджия

Концертный зал находился в огромном каменном здании в центре школы. Его использовали для собраний, школьных пьес и награждения. А под ним, как артерия, шел туннель. Традиция гласила, что каждая новенькая в первую ночь первого года в «Фэрбридж-Холле» должна пройти от одного конца туннеля до другого в полнейшей темноте, пока старшие ждут ее в гримерной. Обычно это происходило, когда семестр только начинался. Полные ужаса девчонки в совершенно новых пижамах тряслись от страха и холода, и даже учителя смотрели в другую сторону, ведь традиция была очень старой. И когда тебе удавалось это сделать – преодолеть длинный туннель в удушающей темноте, – ты официально становился учеником школы и тебя наполняли невероятно приятные чувства.

Джорджия сразу заметила Нэнси, которая отказывалась выглядеть напуганной, намереваясь лишить старших девочек удовольствия. Сама Грин слегка повизгивала и бежала по коридору, а на финише появилась растерянной и в полном ужасе и сразу стала умолять ее выпустить. Но Грейдон и тогда была другой.

«Это намного менее опасно, чем идти домой с остановки вечернего автобуса», – заявила она, провоцируя других девочек спросить, действительно ли она в свои тринадцать лет ходила по ночам от остановки автобуса до дома.

К концу вечера они все еще испытывали благоговение перед ней. Старшим девочкам она не понравилась. Они сказали, что Нэнси – «та еще штучка», и когда она прошла туннель, не дали ей открыть дверь гримерной и некоторое время держали ее запертой. Это продолжалось всего несколько минут, но Джорджия слышала, как они смеются, и почувствовала отчаянную симпатию к ждавшей в темноте. Наконец дверь распахнулась – на пороге с веселым выражением лица стояла Нэнси. Грин никогда не забудет, как она небрежно зевнула и вышла на свет с улыбкой.

«Ваша дверь немного липкая», – заявила Грейдон.

Теперь они стали старше, чем те задиры, намного старше, и это казалось Джорджии странным. В ее воспоминаниях те девочки все еще оставались взрослыми.

Сейчас туннель не вызывал у них страха. Свет горит, двери не заперты, они наконец получили назад свои телефоны, и их, в случае необходимости, можно использовать в качестве фонариков. «Как странно, – подумала Грин, – что в ту ночь туннель казался самым жутким местом в мире, а теперь, каким-то необъяснимым образом, стал убежищем». Одним из немногих мест в школе, где они действительно могли обмениваться секретами, и все из-за Брандон, которая, казалось, находилась повсюду, видела, как они собираются вместе, и всякий раз старалась прервать их личные разговоры или, еще того хуже, присоединиться к ним.